ЦЕЛЛЮЛЯРНАЯ ПАТОЛОГИЯ

ЦЕЛЛЮЛЯРНАЯ ПАТОЛОГИЯ (латинский cellula маленькая комната, здесь — клетка; патология) — направление в патологии, рассматривавшее клетку как материальный субстрат болезни, а саму болезнь как некую сумму поражений множества отдельных клеток.

Попытки объяснить наблюдаемые клинические проявления болезней соответствующими структурными изменениями предпринимались еще в древности и в средние века. Этот вопрос разрабатывал Дж. Морганьи на основании солидного фактического материала в своем классическом труде «О местонахождении и причинах болезней, открываемых посредством рассечения» (1761), в котором призывал настойчиво искать структурную основу функциональных нарушений для того, чтобы глубже понимать сущность болезни и успешнее лечить ее. Хотя во времена Дж. Морганьи уже существовал микроскоп, и М. Мальпиги к тому времени опубликовал свои классические исследования в области нормальной гистологии, Дж. Морганьи микроскопом не воспользовался и секционный материал исследовал только невооруженным глазом. Скорее всего, Дж. Морганьи не придал должного значения микроскопу, поскольку еще не была сформулирована клеточная теория как основной принцип строения живой материи. Клинические проявления болезней сопоставляли только с изменениями формы, размеров, консистенции, цвета органов и рядом других макроскопических признаков.

Р. Вирхов один из первых понял огромное значение для патологии клеточной теории и в этом состоит его главная историческая заслуга перед медициной. Создав с помощью микроскопического исследования целлюлярную патологию, он сделал следующий шаг к раскрытию локализации патологических изменений уже не только в том или ином органе, но и в составляющих его клеточных элементах. Это резко повысило точность структурного анализа патологических процессов. Таким образом, Р. Вирхова следует считать основоположником так называемого микроскопического этапа развития патологической анатомии (см.), а созданную им целлюлярную патологию рассматривать как дополнение патологической анатомии патологической гистологией.

Целлюлярная патология явилась логическим продолжением и развитием клеточной теории (см.), которая к моменту появления целлюлярной патологии была наиболее популярной в биологии. Целлюлярная патология подчеркивала универсальность клеточного учения, его значение для биологии, физиологии, патологии и практической медицины.

Основные положения целлюлярной патологии были изложены Р. Вирховом в статье «Целлюлярная патология» (1855) и книге «Целлюлярная патология как учение, основанное на физиологической и патологической гистологии» (1858). Р. Вирхов писал, что он сделал «попытку представить в большем порядке, чем это бывало доселе, воззрение на ячеистое свойство всех жизненных проявлений физиологических и патологических, животных и растительных, дабы... довести до ближайшего сознания единство жизни во всем органическом и дабы в то же время противопоставить тончайшую механику и химию ячейки столь же односторонним указаниям грубо механического и химического направления». Одним из фундаментальных положений целлюлярной патологии является то, что «клеточка действительно есть последний морфологический элемент всех живых тел... Мы не имеем права искать настоящей жизнедеятельности вне ее... Каждое животное является суммой жизненных единиц, из которых всякая отдельно взятая содержит все необходимое для жизни. Характера и единства жизни должно искать не в том или другом органе высшего организма, например, в мозге человека, а только в том определенном, постоянно повторяющемся устройстве, которое мы замечаем в каждом отдельном элементе: в ячейке; из этого видно, что всякое живое тело сколько-нибудь значительного объема представляет устройство, подобное общественному, где множество отдельных существований поставлено в зависимость друг от друга, но так ... , что каждое из них имеет свою особую деятельность, и если побуждение к этой деятельности оно и получает от других частей, зато самую работу свою оно совершает собственными силами».

На протяжении всей своей жизни Р. Вирхов развивал и уточнял основы целлюлярной патологии, оставаясь убежденным пропагандистом взгляда, что клетка — элементарная структурная единица жизни как в нормальных, так и в патологических условиях, что клетка — «место» и «сущность» различных процессов. Р. Вирхов считал, что врач должен «мыслить микроскопически», но у постели больного «врач, чтобы успешно действовать, нуждается прежде всего в знании регуляторных путей. То, что интересует врача, это отнюдь не клетка, но всегда их сумма».

Всеобщим упорядочивающим биол. принципом, по мнению Р. Вирхова, является клетка, внутри которой субстанции действуют по законам физики и химии. При этом физические и химические законы не нарушаются болезнью; они лишь проявляются иначе, чем в здоровом организме.

Р. Вирхов считал, что клетка является первым и важнейшим элементом жизни; будучи самой общей и самой постоянной формой живой материи, она несет в себе «полный характер жизни». «Клетка, которая питается, ... переваривает, ... движется, выделяет,— да, это — существо... деятельное, активное существо; и это не мистификация, а чистый реализм». Р. Вирхов знал об атомистических представлениях, с точки зрения которых живая материя и клетки рассматривались как некая композиция. Однако он категорически возражал против того, чтобы сводить жизнь к «любому рассеиванию молекул», так как последние, по его мнению, должны иметь определенную связь. Каждая жизненная композиция, по Р. Вирхову, имеет свою предшествующую генерацию (материнскую живую композицию), и создать эту композицию искусственно нельзя, так же как представить, что она возникла случайно.

Принцип «местного» в целлюлярную патологию является ведущим. «Нет никаких других болезней, кроме местных,» — так категорично звучит тезис Р. Вирхова. Иногда он смягчает этот принцип указанием, что представление о местном, как и о сущности болезни, не является обязательно чисто анатомическим: «...возникают новые задачи, из совокупности анатомических, особенно этиологических данных попытаться путем рассуждений определить место болезни». В этих случаях Р. Вирхов предлагал не останавливаться в рассуждениях на том, что может быть открыто анатомическим ножом, а заострять внимание на функциональных явлениях, вскрываемых клиникой.

В позициях основоположника целлюлярной патологии отразилась многовековая борьба универсалистических и локалистических принципов в понимании сущности Локализация болезненных процессов), не будучи по существу новой, имела большое значение для развития мед. специальностей. Р. Вирхов говорил, что «ни один врач не может правильно мыслить о болезненном процессе, если он не в состоянии указать ему место в теле».

Р. Вирхов считал клетку единственной структурой живого, что вылилось в теоретически важное, но методологически ложное положение о «персонификации» клетки, то есть она рассматривалась как организм или индивидуум. Клетка «несет», по Р. Вирхову, не только «полный характер жизни», она является подлинным индивидуумом. Целый организм — это лишь «кажущееся», «баснословное» единство (1898). «То, что представляет собой организм в целом, тем же и еще больше является клетка в малом». Нет никакого другого единства, кроме единства мелких частиц и возникающей из них целой жизни, которая, однако, отнюдь не единство».

В последующих работах Р. Вирхов счел необходимым смягчить оговорками некоторые из своих однозначных суждений. Так, описывая существенные различия между живыми элементами и неорганическими веществами, указывая на делимость клеток, способность их размножаться, он делал вывод, что клетки сохраняют «свою индивидуальность только известное время». Отсюда вытекает и несколько иная характеристика Р. Вирховом автономности клеток. Признавая известную самостоятельность клетки, Р. Вирхов хотел лишь подчеркнуть способность клеток удовлетворять свои потребности «в известной степени». Еще более смягченными, по сути дела опровергающими принцип клеточной индивидуальности, выглядят другие положения Р. Вирхова: «...было бы ложно думать, если бы мы захотели рассматривать человеческое тело как простой агрегат разъединенных жизненных единиц. Наоборот, мы знаем, что благодаря целесообразному устройству эти разнородные единицы объединены в более высокое и более полное по своему значению единство. На самом верху стоят нервные элементы, в которых собираются важнейшие животные и человеческие функции, а также кровь — этот большой сборный пункт обмена веществ». В свете этих положений высказывания Р. Вирхова об организме как о сомнительной индивидуальности и сомнительном единстве, его сравнения организма с «клеточной федерацией», или просто с «суммой отдельных жизней» кажутся противоречием.

Хотя Р. Вирхов не видел коренных противоречий между гуморальными и солидарными представлениями и даже соглашался с необходимостью выдвинуть именно нервную систему «на высшее место», подчинив ей «более или менее все функции тела», тем не менее он все же склонялся к мысли, что получить правильное представление о жизни высшего организма (больного или здорового) во всем ее «многоразличии» можно, лишь учитывая деятельность «отдельных частей». «Если прибегать к большим сравнениям— писал Р. Вирхов,— то сложный организм скорее можно сравнить с обществом, чем с чем-то единичным, скорее с государством, чем с гражданином». В силу эклектичности своих взглядов он не смог преодолеть противоречия между клеткой как «неделимым» биологическим «атомом» и целым организмом как подлинным индивидуумом.

Р. Вирхов с особой настойчивостью отмечал, что клетка построена по принципу «постоянно повторяющегося устройства», не подлежащего дальнейшему разложению на части, что поиски «любого рассеивания молекул» следует безоговорочно отвергнуть. Феномены жизни подразумевают определенность структуры молекул, обеспечивающую репродукцию. В противном случае пришлось бы допустить возможность спонтанной генерации (то есть спонтанное образование живых структур из неживого вещества), которую Р. Вирхов считал невозможной. Так родилась формула «omnis cellula e cellula» (всякая клетка из клетки), не поколебленная в принципе и в настоящее время. Все попытки гистологов, эмбриологов, патологов возродить принцип спонтанной генерации клеток из цистобластомы (по утверждению Т. Шванна), из межклеточной субстанции (согласно учению школы Гравитца), из желточных шаров, из белка, из кровяной плазмы (по М. Д. Лавдовскому и Н. П. Тишуткину, С. А. Усову, О. Б. Лепешинской и др.) оказались несостоятельными так же, как и идейная основа этих взглядов — связать происхождение клеток с «живым веществом». Формула Р. Вирхова не служит тормозом к более углубленным цитологическим, цитохимическим, а также электронно-микроскопическим исследованиям, ставящим задачу всесторонне изучить жизнь клетки на молекулярном уровне. В процессе такого исследования возникла другая формула, предложенная Фреем и Висслингом (Frei, Wissling),— «omnis structura e structura» (всякая структура из структуры), детально отражающая стереотипные изменения ультраструктур цитоплазмы клетки.

Будучи принципиально новой и прогрессивной для своего времени, целлюлярная патология встретила не только одобрение, но и возражения, вплоть до полного ее отрицания. На протяжении целого столетия целлюлярная патология то находила, то теряла своих защитников. Среди них был ряд ученых, упрощавших и вульгаризировавших основные положения целлюлярной патологии, создавая из них мишень для нападок тех, кто воспринял целлюлярную патологию без анализа всей научной глубины системы Р. Вирхова, без учета ее исторических предпосылок. Такими были, например, попытка Геккеля (E. Н. Haeckel) создать на основе целлюлярной патологии «клеточную психологию», или теорию «клеточной души», попытки других ученых приписывать клеткам сложных организмов функции целых организмов (клетка «защищается», «борется», клетка, например нервная, «сильно раздражена», клетка «агрессивна», например в опухолях, и т. п.). Именно эти аналогии, проводимые между отдельной клеткой и многоклеточным организмом, сразу же сделали непопулярной «целлюлярную физиологию» Ферворна. Они же послужили поводом к обвинению И. И. Мечникова (речь шла о его фагоцитарной теории) в витализме.

Уже после выхода в свет первого издания книги Р. Вирхова критики обрушились на ее автора, обвиняя его в «целлюлярном витализме», в игнорировании нервной деятельности как важнейшего фактора, через посредство которого осуществляется «органическая жизнедеятельность» как в нормальных, так и в патологических условиях. Попытку Р. Вирхова свести проблему жизни, болезни, единства, индивидуальности, раздражимости к клеточной проблеме критики рассматривали как отражение надуманных натурфилософских представлений прошлого.

Особенно резко против целлюлярной патологии высказался Риккер (G. Ricker, 1924), полностью отрицавший основные ее положения. По мнению Риккера, все описываемые в целлюлярной патологии процессы — не плод наблюдений, а абстрактные данные, основанные на ложных суждениях. Обвиняя Р. Вирхова в «выведении физических процессов из логических понятий», Риккер усматривал в теории Р. Вирхова нечто близкое к анимистическим и телеологическим представлениям. Он считал, что все сделанное Р. Вирховом в плане морфологического обоснования своей системы имеет непревзойденный интерес, но то, что им обосновывается философски, нанесло лишь вред. Эта критика не была свободна от преувеличений, к тому же Риккер исходил из принципиально неверных установок, согласно к-рым ученый должен тщательно отмежеваться от биологических, то есть общих, концепций (их Риккер называл натурфилософскими и метафизическими) и оперировать только чисто научными фактами, устанавливать их причинные связи и отношения, не касаясь «мнимых элементов жизни», то есть клеток. Патолог и физиолог, по мнению Риккера, должен изучать не жизнь, а лишь процессы в Живом организме. Исторической же заслугой Р. Вирхова были как раз попытки преобразовать патологию в биологическую науку, проникнуть в сущность патологических процессов как особой формы жизнедеятельности. Жизнь может проявляться только в определенных структурах и формах. Одной из важнейших таких структур и является клетка.

Критика целлюлярной патологии со стороны нервистов была наиболее ожесточенной. Фактически именно нервизм (см.) был антитезой целлюлярной патологии, хотя наиболее популярная теория нейрона, то есть примата нервной клетки, казалось бы, должна была смягчить эту антитезу. Целлюлярная патология отнюдь не исключала рефлекторных теорий, поскольку вне клеточного принципа, связывающего в единое целое нервные и другие клетки организма, функции последнего неосуществимы. Недостаток целлюлярной патологии, с позиций нервизма, заключался прежде всего в недоучете принципа интеграции и координации всех функций целостного организма и в очевидной недооценке роли нервной системы. Недооценка роли нервной системы привела Р. Вирхова к противопоставлению общего и местного, к примату местного, к клеточной индивидуальности, к «клеточным территориям».

Отрицание Р. Вирховом «общего средоточения, которое бы явственно могло быть признано общим и исходным пунктом различных родов деятельности организма», несомненно, было направлено против одностороннего олигархического нервизма 18 века и первой половины 19 века «Я борюсь,— писал Р. Вирхов в 1880 году,— с патологическими теориями, связывающими болезнь с какой-либо единственной системой тела и рассматривающими все другие как объекты воздействия этой системы ... Несправедливо полагать, что нервный центр при помощи нервных волокон в состоянии обнаруживать особое действие на каждую малейшую часть нервного округа».

Представление о целостности организма было у Р. Вирхова метафизическим. Оно не вскрывало взаимоотношения частей целого и целого с окружающей средой, что приближало его к представлениям И. Мюллера. Именно нервная система завершает как внутреннюю интеграцию функций организма, так и его единство с окружающей средой. Единство организма существует не только «в яйце и в сознании», как писал Р. Вирхов, и это не «абстракция, основанная на ложном истолковании индивидуальности высших зрелых организмов», а объективная реальность, раскрытая в трудах И. М. Сеченова и И. П. Павлова.

Целлюлярная патология дала повод к обвинению Р. Вирхова в анимизме, телеологизме, антропоморфизме (см.) и примитивном натурфилософском онтологизме. А. И. Полунин называл целлюлярную патологию «односторонней патологией». Е. В. Пеликан говорил о «непрочной гипотезе», о «догадке», о возврате к «медицинскому романтизму», витализму. Ф. И. Иноземцев называл целлюлярную патологию «неудобнопонятной» (с позиции нервизма).

Р. Вирхов сам называл себя виталистом, тут же добавляя, что он «не спиритуалист». В то же время он опасался, чтобы клетку не расценили как «биологическую мистику», поскольку жизнь ее не сводится только к химическим и физическим процессам. Ему претил принцип «жизненной силы», но невозможность сведения жизненных явлений только к физическим и химическим законам заставляла его оперировать этим понятием. Очевидно, что это само по себе не является достаточным основанием для обвинения Р. Вирхова в витализме. Отвергая витализм как философское направление, называя учение о «жизненной силе» суеверием, Р. Вирхов заключал, что «природа своим возникновением и существованием не обязана никаким посторонним силам или творцу, и чем точнее мы изучаем вещество, тем более мы признаем его самодействующим». Эклектичность философских представлений основоположника целлюлярной патологии, в основном позитивистских, не позволила ему сделать правильный вывод о жизни как качественно особой форме движения материи.

Современная биология и теоретическая медицина приняли ряд положений целлюлярной патологии, устранив метафизические стороны в учении о клетке, значительно расширив и научно рационализировав проблему клетки в физиологии и патологии. Всестороннему изучению клетки наряду с важнейшими теоретическими проблемами медицины (регенерация, опухоли, воспаление, иммунитет и др.) в современной медицине придается огромное значение. Например, проблема раковой клетки, соматической мутации, чужеродной информации, генома клетки, ее нуклеопротеидного обмена, проблема роста и развития стоят в центре внимания современной онкологии (см. Онкогенез, опухоли). «Каждый вид опухоли,— писал Р. Вирхов,— по существу совпадает с известными типичными образованиями тела». Другими словами, изучение опухолей также следует вести под углом зрения общих законов органического развития. Проблемы наследственных болезней (см.), тератологии (см.), вопросы энзимологии (см.), экзокринной и эндокринной секреции (см.), в частности нейросекреции (см.), и др. не могут научно разрабатываться без проведения исследований на клеточном уровне. Целлюлярная патология не была просто морфологической теорией. И создатель ее на протяжение всей жизни призывал к изучению морфологических явлений, учитывая их очевидную связь с функциональным состоянием. Р. Вирхов призывал изучать «возникновение состояния», а не только «существующее состояние». Благодаря этому патология и патологическая анатомия становятся биологическими науками.

Еще при жизни Р. Вирхова его постулат о том, что клетка является элементарной структурной единицей всех живых тел и что мы не имеем права искать настоящей жизни вне ее, стал подвергаться сомнению. Так, известный русский патолог С. М. Лукьянов в конце 19 века ставил вопрос уже совсем по-иному: «Есть ли клетка единственная элементарная форма, в которой проявляется жизнь? Была пора, когда клетка провозглашалась как последний структурный элемент, когда ее рассматривали как последнее живое — делящееся — неделимое. В настоящее время подобная точка зрения начинает сильно колебаться. Мы знаем, что клетка есть сложное целое. Некоторые части этого целого обладают бесспорно своего рода автономией, проявляющейся и в отношении питания, и в отношении размножения, и в отношении движения. Клетка живет не как одно сплошное целое; она, подобно организму многоклеточному, живет не единою, а объединенною жизнью в своих многочисленных и многообразных частях ... все склоняет нас к допущению, что за пределами клетки жизнь не оканчивается, и что биология, исходящая из клетки, клеточной теорией не завершается ..., весьма вероятно, что каждая клетка представляет, в свою очередь, строго координированную систему живых еще более элементарных образований». Это предвидение получило подтверждение в середине 20 века, когда с помощью электронной микроскопии (см.) в клетках была открыта сложная система органелл, каждая из которых играет определенную роль в работе внутриклеточного конвейера, формирующего ту или иную функцию. Органеллам присущи те же свойства живого, что и клетке: они обладают способностью к непрерывному самообновлению, повреждаются под влиянием неблагоприятных факторов окружающей среды, восстанавливают свою структуру после устранения последних, могут пролиферировать и т. д. Все это дает серьезные основания считать, что клетка, безусловно, является основной структурной единицей организма . Электронно-микроскопические исследования показали, что при различных болезнях происходят своеобразные изменения ядерных и цитоплазматических органелл; это позволило говорить уже об ультраструктурной патологии. Степень точности сопоставления функциональных нарушений с типичными для данной болезни структурными изменениями еще более повысилась.

Ультрамикроскопический период развития патологической анатомии является по существу непосредственным продолжением и дальнейшим развитием основной идеи Р. Вирхова о клеточной патологии, только реализуемой на все более и более тонком структурном уровне. Там, где раньше не видели морфологических изменений и на основании этого говорили о чисто функциональных изменениях, еще не сопровождающихся структурными, сегодня четко различают тончайшие нарушения строения ядерных и цитоплазматических органелл. Таким образом, круг так называемых функциональных болезней все более сужается. Постепенно вырисовывается во всей полноте материальная основа жизнедеятельности организма в виде непрерывного ряда все увеличивающихся структур: молекул, субъединиц органелл, органелл, клеток, тканей, органов, систем. На этой основе принцип единства структуры и функции в норме и патологии, который ранее был скорее теоретическим, чем практически ощутимым, все больше приобретает черты реальности.

В настоящее время является правилом изучение структурных основ болезней человека на всех уровнях — на уровне организма, органа, ткани, клетки, внутриклеточных структур. Отсутствие сведений о структурных изменениях на каком-либо одном из этих уровней лишает исследователя возможности получить цельное представление о болезни, делает его фрагментарным (или самым общим, или, наоборот, крайне узким).

Значительные успехи в изучении патологии на уровне клетки, достигнутые во второй половине 20 века, имели большое значение для дальнейшего углубления представлений о механизмах развития болезней человека, раскрытия механизмов взаимодействия патогенных факторов с субклеточными структурами, разработки эффективных этиологических и патогенетических методов лечения. Целлюлярная патология нашла свое продолжение и дальнейшее развитие в новой большой области современной биологии и медицины — в молекулярной (субклеточной) патологии, в рамках которой решаются многие вопросы вирусологии, онкологии, иммунопатологии, генетики, патологии сердечно-сосудистой системы и др. Вместе с тем пристальное внимание исследователей к тончайшим внутриклеточным механизмам усиливает те теневые стороны целлюлярной патологии, на которые указывали еще современники Р. Вирхова. Главную опасность все большего погружения в глубины клетки они видели в неминуемом ослаблении внимания к организму как к единому целому. Спустя всего два года после выхода в свет «Целлюлярной патологии», то есть еще в самом начале победного шествия нового учения, И. М. Сеченов писал, что «клеточная патология, в основе которой лежит физиологическая самостоятельность клеточки или, по крайней мере, ее гегемония над окружающей средой, — как принцип ложна. Учение это есть не более как крайняя ступень развития анатомического направления в патологии». Значительно позже Д. Д. Плетнев обращал внимание на то, что при несомненных научных заслугах самым большим недостатком медицины является оттеснение на задний план антропологии (см.) и подмена ее органопатологией. В настоящее время это оттеснение может стать еще более значительным, так как организм как целое заслоняется от взгляда исследователя не только органопатологией, но еще и ультраструктурной патологией. В качестве наиболее ранних изменений при этом отмечают нарушения мембранного аппарата соответствующего типа клеток. Это, однако, еще не дает основания считать, что наконец выяснена первопричина той или иной болезни и можно регистрировать самый момент ее возникновения. К подобного рода заключениям, на основе которых выдвигаются все новые, так называемые мембранные концепции механизма развития болезней человека, следует относиться с осторожностью. Сегодня нет уверенности в том, что изменению мембран клеток не предшествуют какие-либо еще более ранние нарушения, в частности в регуляторных системах организма, и что, следовательно, эти внутриклеточные изменения представляют собой не первичное звено в картине патологического процесса, а лишь последовательно включившееся в него спустя определенное время после действительного начала развития данной болезни. Следует учитывать также, что тонкие внутриклеточные изменения, как правило, не являются непосредственной причиной возникновения симптомов болезни, они интегрируются на основе нейрогуморальных связей в системе целостного организма и в зависимости от эффективности компенсаторно-приспособительных реакций последнего или реализуются в соответствующую клиническую картину, или остаются надолго или даже навсегда купированными в пределах того или иного органа так наз. практически здорового человека.

Справедливость критики целлюлярной патологии и ее непосредственного продолжения — современной молекулярной патологии состоит в том, что попытки раскрыть сущность клинико-анатомической картины той или иной болезни путем изучения изменений тончайших структур клетки без оценки этих изменений под углом зрения работы организма как единого целого в настоящее время остаются столь же ненадежными, как и в прошлом. Ни интерес исследований в области генетики (см.) и иммунологии (см.), ни исключительная перспективность изучения многих других проблем современной нервизма (см.) и выяснения закономерностей регуляции жизнедеятельности организма в меняющихся условиях окружающей среды. Только на основе синтеза этих двух направлений можно преодолеть частный характер основных положений целлюлярной патологии и подняться до рассмотрения закономерностей течения патологического процесса с точки зрения общей патологии человека.

Наблюдающийся в настоящее время разрыв между стремительным продвижением исследовательской мысли в тайны работы клетки и значительно более медленным ходом познания деятельности организма как целостной системы объясняется не простым невниманием исследователей к последней. Если изучение механизмов функционирования отдельной клетки представляет собой большие трудности, то анализ практически бесконечного множества связей между клетками, тканями, органами и системами, интеграция которых дает новое качество — организм как неделимое целое, представляет собой задачу, несоизмеримо более сложную. Для успешного решения различных проблем клин, медицины необходимо местные, локальные изменения рассматривать с позиций организма как единого целого. Под этим углом зрения и следует оценивать как различные исторические аспекты целлюлярной патологии, так и роль ее прямой наследницы — молекулярной патологии в дальнейшем прогрессе теоретической и практической медицины.

Библиогр.: Авцын А. П, Шахламов В. А. Ультраструктурные основы патологии клетки, М., 1979; Боткин С. П. Речь, произнесенная в Обществе русских врачей в С.-Петербурге, по случаю юбилея проф. Р. Вирхова, Еженед. клин, газ., № 31, с. 537, 1881; Вайль С. С. Рудольф Вирхов и современная патология, в кн.: Медицина и диалект, материализм, Труды кружка врачей материалистов I МГУ, в. 2, с. 139, М., 1927; Вирхов Р. Патология основанная на теории ячеек (целлулярная патология), пер. с нем.. М., 1859; он же, Целлулярная патология как учение, основанное на физиологической и патологической гистологии, пер. с нем., Спб., 1871; он же, Жизнь и болезнь, Четыре речи, произнесенные в 1858—1862 гг., пер. с нем., М.. 1906; Давыдовский И. В. К столетию «целлюлярной патологии» Рудольфа Вирхова, Арх. патол., т. 18, № 5, с. 3, 1956; Общая патология человека, под ред. А. И. Струкова и др., М., 1982; Пермяков Н. К., Подольский А. Е. и Титова Г. П. Ультраструктурный анализ секреторного цикла поджелудочной железы, М., 1973; Саркисов Д. С., Пальцы н А. А. и Втюрин Б. В. Электронно-микроскопическая радиоавтография клетки, М., 1980; Сахаров Г. П. Рудольф Вирхов и русская медицина, М.,1 922; Серов В. В. и Пауков В. С. Ультраструктурная патология, М., 1975; Ферворн М. Общая физиология, Основы учения о жизни, пер. с нем., в. 1—2, М., 1897; Asсhоff. К A. L. Rudolf Virchow, Wissenscbaft und Weltgeltung, Hamburg, 1940; Вaker J. R. The cell-theory, Quart. J. micr. Sci., v. 94, p. 407, 1953; CottierH. Pathogenese, Bd 1—2, B. u. a., 1980; Di epgen P. Virchows Archiv als Spiegel der Medizin seiner Zeit, Virchows Arch. path. Anat., Bd 315, S. 4, 1948; Ernst E. Virchow’-s Cellularpathologie einst und jetzt, ibid., Bd 235, S. 52, 1921; Ghadiallу F. N. Ultrastructural pathology of the cell and matrix, L. a. o., 1982; Good-sirj.a. GoodsirH. Anatomical and pathological observations, Edinburgh, 1845; Handbuch der speciellen Pathologie und Therapie, hrsg. v. R. Virchow, Bd 1—6, Erlangen — Stuttgart, 1854—1876; Lоhlein M. Rudolf Virchow und die Entwick-lung der atiologischen Forschung, Virchows Arch. path. Anat., Bd 235, S. 225, 1921; MarchandF. Rudolf Virchow als Patho-loge, Miinchen, 1902; Origin and continuity of cell organelles, ed. by J. Reinert a. H. Ursprung, В. a. o., 1971; Riсker G. Pathologie als Naturwissenschaft, Relati-onspathologie, B., 1924; RobbinsS. L., Angel 1M. a. Kumar V. Basic pathology, Philadelphia, a. o., 1981; Sudhoff K. F. Rudolf Virchow und die deutschen Naturforscherversammlungen, Lpz., 1922; Virchow-Bibliographie 1843—1900, hrsg. v. J. Schwalbe, B., 1901; Virсhow R. Gesammelte Abhandlungen zur wissenschaf-tlichen Medicin, Frankfurt a. М., 1856; он же, Krankheitswesen und Krankheits-ursachen, Virchows Arch. path. Anat., Bd 79, S. l, 1880; он жe, Die Stellung der Pathologie zu den biologischen Studien, Berl. klin. Wschr., S. 357, 1893; он же, Morgagni und der anatomische Gedanke,B., 1894; o h же, Die Vorlesungen uber all-gemeine pathologische Anatomie aus dem Wintersemester 1855—56 in Wiirzburg, Jena, 1930; Virchows Archiv fur pathologische Anatomie und Physiologie und fur klinische Medizin, Bd 1, 1847; Winter K. Rudolf Virchow, Lpz.— Jena, 1956.

И. В. Давыдовский, Д. С. Саркисов.